Аналитическая психология, юнгианский анализ в России. Львова Анжела, аналитический психолог +7-926-571-01-21
Психическая травма есть глубочайшее душевное потрясение.
Мы можем понять, что такое смерть души, если всмотримся в глаза детей, годами служивших взрослым лишь для удовлетворения их сексуальных желаний, причём взрослые считали сексуальное насилие в отношении детей нормой. Эти дети испытали такое унижение, что они потеряли способность к проявлению спонтанно возникающих эмоций — их жизнь перестала быть полноценной. Среди «умерших при жизни» мы встретим также женщин, которых насиловали солдаты вражеских армий, людей, прошедших через ужас концентрационных лагерей и пыток, и других жертв целенаправленно и методично применяемого насилия.
Правда иногда причиняет боль, ее трудно принять, но она состоит в том, что для человека могут «умереть» все виды смысла. Некоторые психически больные люди, например, считают себя уже умершими, и это состояние близко к состоянию тех, кто испытал на себе ужас насилия. Эти люди живут в каком-то ином мире, в стране, в которой, похоже, не растет никакая целебная трава. Тех, кто прошел через пытки, часто преследуют кошмары, как и тех, кто подвержен психозу. Мы, врачи, должны мириться с тем, что наша вера в возможность целительного, наполненного смыслом терапевтического процесса порой разбивается о непреодолимые препятствия, как только мы пытаемся заглянуть в душу таких пациентов.
Но именно в таких ситуациях нам необходима вера в «наивысший» смысл наших терапевтических действий, наличие которого невозможно доказать, вера в то, что мы можем помочь пациенту, находясь рядом с ним, пытаясь вчувствоваться в его переживания. Как нам справиться со злом и не «сломаться», как нам мириться со своим бессилием, не лишившись при этом рассудка? Как нам действовать, когда мы видим, что смерть уже стоит у ног пациента (вспомним сказку братьев Гримм) и никакой врач не сможет его спасти? Как нам, столкнувшись с вопиющими случаями проявления бесчеловечности, самим не утратить человечность? Как нам научиться не испытывать смертельный страх перед испытаниями, которыми мы подвергнемся при работе с жертвами насилия (ведь наверняка нам откроется что-то ужасное)? Думается, что работу с такими пациентами следует рассматривать как возможность проявить веру, любовь и подлинный профессионализм. Мы должны стремиться лелеять в себе и других огонек надежды даже в тех ситуациях, когда кажется, что не осталось ни веры, ни любви, ни надежды.
Часто у человека, который подвергся насилию, есть ощущение, что смерть «наложила на его душу свой отпечаток» («death imprit»), ведь у него в душе остается неизгладимый след от пережитого кошмара. Для того чтобы лучше суметь распознать этот «отпечаток смерти», увидеть те «гигантские разрушения», которые оставили после себя палачи, чтобы помочь нашим пациентам найти смысл, мы обращаемся порой к мифическим образам обитателей подземного царства. Видимо, каждая встреча с людьми, психика которых травмирована, позволяет нам заглянуть в это царство. Когда я (У. В.) слушаю рассказы людей, подвергшихся пыткам, то меня посещают ужасные видения: я вспоминаю картины Хиеронимуса Босха — мир, перевернутый с ног на голову, царство дьявола. Читая публикации, изданные центрами, собирающими документальные материалы о пытках, и научную литературу о психотерапевтическом лечении психических травм, я особое внимание уделяю тем местам, где жертвы затрагивают темы смерти и преисподней. Я поняла, что во многих описаниях присутствуют архетипические образы смерти, потустороннего мира. При чтении этой литературы в моём сознании постоянно возникали образы, характеризующие подземный мир как царство холода и смерти. Например, я вспомнила в этой связи о шакале Анубисе, обитающем, как это явствует из древнеегипетских «Книг мертвых», в подземном мире.
«Книги мертвых», мифы о жизни и смерти, повествования о потустороннем мире, о сошествии в ад, о Страшном Суде, о смерти и возрождении из мертвых помогают нам лучше понять, казалось бы, не поддающееся пониманию, помогают осознать значение, которое имеют мир символов и обретение духовного опыта для успешного психотерапевтического лечения.
Психическая травма есть глубочайшее душевное потрясение. Человек, подвергшийся насилию и получивший психическую травму, не может проявлять гибкость в обращении с ценностями, на которых основана его жизнь, он теряет и многие другие способности. Слово «травма» греческого происхождения. В греческом языке слово «trauma» многозначно. Его значения: «рана», «стыд», «ущерб», «(позорное) поражение».
Родственный глагол «titroskein»означает «наносить рану», «повреждать», «наносить вред», «поражать». Итак, травма — это ранение, повреждение здорового органа. Хирурги понимают под травмой повреждение клеточной ткани в результате воздействия извне, в результате чего нарушаются функции организма. Психическая травма — это рана в душе человека; человек, которому она нанесена, «ломается», ибо обычные защитные механизмы не могут помочь ему справиться с потрясением.
Юнгианцы рассматривают психическую травму в контексте «теории комплексов», разработанной Юнгом; по их мнению, психическая травма грозит разрушить всю структуру личности человека и часто ведет к серьёзному нарушению основных психических процессов. Процесс разрушения структуры личности, потеря смысла жизни часто переживаются человеком как крах мира и конец жизни. Если мы не видим смысла в нашем существовании, то мы лишаемся чувства уверенности, защищенности. Люди, которые пережили ужас пыток, женщины, которые подверглись насилию, говорят об ощущении краха: рушится все, на чем держится внутренний и внешний мир. Те чувства и мысли, без которых нельзя представить себе человека, покидают этих людей, теряется все, что составляет индивидуальность человека (способность выражать свои чувства с помощью языковых средств, представления о собственном Я, ощущение собственного тела). Уничтожение границ между внутренним и внешним миром — характерное следствие психической травмы. Нидерланд (Niederland) исследовал состояние бывших узников концентрационных лагерей, которые ощущали потерю своего Я, чувствовали, что душа их «надломлена». Эти люди определяли свое состояние одной единственной фразой: «Я уже не человек».
Насилие всегда ведет к внутреннему «надлому», к потере человеком чувства внутренней целостности, к ощущению того, что «через средоточие мира прошла трещина»; человеку кажется, что «его внутренний мир и окружающий мир навсегда разбиты», как писали Беньякар (Benyakar) и Куц (Kutz). В таком состоянии находятся, например, женщины, которые не могут забыть о том, как, будучи детьми, они в течение нескольких лет подвергались сексуальному насилию. Они знают, что такое психическая травма, как она изменяет внутренний мир человека и восприятие им внешнего мира. Им знакомо ощущение потери своего Я, они чувствуют, что не могут объяснить случившееся, исходя из своей системы ценностей. Часто они не могут адекватно воспринимать окружающий мир, для них характерны серьёзные изменения в сфере сознания. Они испытали и страх, и чувство беспомощности, и ощущение абсолютной зависимости ребенка от взрослого, и избавиться от этих чувств им удаётся очень редко. Они больше не доверяют внешнему миру, ибо потеряли веру в то, что этим миром управляет естественный закон или Бог, что во всем есть определенный смысл – произошло «убийство души» этих людей (Wirtz 1989). А так как человек своей душой познает смысл, своей душой любит Бога, ближнего своего, себя, в конце концов, то «убийство души» приводит к тому, что нарушается связь человека с духовным началом.