Аналитическая психотерапия как забота о себе / статья

В этой краткой статье я постараюсь ответить на очень личные вопросы, с которыми ежедневно сталкиваюсь, как в своей психологической практике, так и в преподавательской работе. Нужен ли мне анализ? Каким будет его результат? Сколько он будет продолжаться? И как часто проходят встречи? Что происходит на этих встречах? Если человек задает эти вопросы, он уже сделал первый шаг на пути заботы о себе. Второй шаг — это решиться пройти анализ (юнгианский анализ). Решиться прийти на первую встречу с психологом — специалистом. Сейчас ситуация плавно меняется, но еще два-три года назад редкой была сама идея обратиться к психоаналитику. Так, я помню разговор с попутчицей в поезде Москва — Петербург. Она вместе с мужем организовала серьезную фирму. По мере того как их общее дело развивалось, она чувствовала, что ее участие не так необходимо и перестала работать, оставаясь совладелицей предприятия. Ребенок ходит в школу с пансионом, она сидит дома, смотрит телевизор, с мужем нет близких отношений. Он много работает, устает. Она чувствует свою ненужность, периодически у нее возникает страх смерти и тогда она боится выходить из дома. Когда я сказал, что в такой ситуации показана помощь, причем именно психоаналитического характера, собеседница согласилась со мной, но заметила, что не знает, как найти хорошего специалиста и боится попасть к человеку без достаточной квалификации. Такой страх вполне оправдан, и некоторые критерии выбора психолога-аналитика я кратко затрону в заключении этой статьи. Однако часто такой страх имеет более глубокие корни, и это прежде всего страх менять что-то в пусть и не лучшем, но установившемся равновесии. Такой вид внутреннего сопротивления изменениям бывает не только в начале анализа, но и на всех стадиях его проведения. «Наша работа мне много дала, но сейчас я бы хотела остановиться, потому что у меня нормальное состояние, и я боюсь, что если мы будем продолжать, то это состояние может разрушиться.» По моему мнению, это состояние обязательно разрушится, независимо от решения проходить (продолжать) анализ или нет, хотя это важный знак аналитику быть особенно аккуратным и не форсировать анализ. Питер Томас, процессуальный психотерапевт, предлагает следующую схему смены психологических состояний: на двенадцати часах — психологическое состояние характеризуется максимальным эмоциональным подъемом, на шести часах — эмоциональным спадом, полным психологическим кризисом. Обычно, исходя из моего опыта, человек решает обратиться за психологической помощью, когда его состояние по схеме Томаса на пяти часах. Все очень плохо, но страшно, что может быть еще хуже, страшно пройти через кризис. Этот страх будет делать все, чтобы удержать Вас на пяти часах, и это темно-серое состояние может продолжаться многие месяцы или даже годы, не давая естественному внутреннему процессу продолжить свое движение вверх, пройдя через точку кризиса. Парадокс в том, что в работе с нормальным или невротическим пациентом, на определенном этапе психолог помогает проявиться процессу временно-ухудшающему состояние человека. Другими словами, он помогает разрушить старые ригидные структуры, вставшие на пути развития личности, помочь разобрать психологические завалы на пути течения естественной жизненной энергии. По мнению аналитического психолога Хендерсона, задача психолога — быть проводником человека в этих трудных инициационных моментах его жизни. Семейный психотерапевт Джей Хейли, рассматривая жизненный цикл семьи пишет о различных кризисах, таких как брак, рождение ребенка, отлучение детей от родителей, в которых особенно адекватна психологическая поддержка. Метафорой, характерной для глубинной психологии, является спуск в глубины бессознательного, где происходит неизбежная встреча с юнговским архетипом Тени — всего того, что мы не принимаем и боимся в себе, проецируя это на других. Знакомство с этой теневой частью личности в конечном счете ведет к ее интеграции, к улучшению контакта с собой и другими. Конечно, бессознательно человек боится этого знакомства, одновременно избегая позитивных изменений. Предполагая, что за обращением к психологу стоит естественное желание личности развиваться, можно рассмотреть типичные проявления психологического кризиса. Часто клиент говорит о проблемах своих близких, об их нечуткости и неразвитости, то есть говорит о ком-то третьем, используя этого третьего, как возможность дистанцирования. В нейро-лингвистическом программировании существует следующий метод работы с фобиями: Вы представляете себя, сидящим в кинотеатре на просмотре фильма с Вашим участием в первоначальной ситуации, создавшей Вашу фобию. И тогда Вы меньше боитесь и можете справиться с ситуацией. В основе этого метода визуально-кинестетической диссоциации лежит естественный психологический механизм проекции богатого внутреннего эмоционального материала на внешний мир, на других людей. Таким образом, используя механизм диссоциации в разговоре о ком-то другом, например, о своем ребенке или супруге, бессознательно человек защищает себя от более глубокого проникновения в свои проблемы.

Однако, по наблюдениям семейных терапевтов, таким путем проекции человек не только уходит от развития своей личности и взаимодействия со своей Тенью, но и создает симптомы у менее психологически защищенных близких, в том числе и соматические. К. Витакер говорит о козле отпущения в семье — взрослом или ребенке, являющемся выразителем проблем всей семьи. Когда ребенок вырастает, начинает жить своей отдельной жизнью, и уходит из семьи, родители могут столкнуться с реальными проблемами собственных отношений. К.Г. Юнг очень кратко выразил эту мысль, говоря о ребенке, как контейнере для психопатологии своих родителей. Также развод с супругом, создающим проблемы, может поставить человека лицом к лицу с собственными проблемами.

Р. Скиннер предлагает различать печаль и депрессию. Депрессия характеризуется прежде всего отсутствием ощущений. Жизнь теряет свой вкус, ничто не задевает. В некотором смысле современный темп городской жизни делает депрессию явлением культуры. По мнению Д. Хиллмана, в основе такой депрессии лежит непереваренность эмоциональных событий. Человек стремится проживать как можно больше событий, потреблять как можно больше информации, не оставляя времени на их переваривание. Тогда, задача психотерапевта создать в анализе место и время для переработки этих событий и связанных с ними эмоций. За депрессией может скрываться глубокая печаль от потерь и неумение выражать печаль и жить с ней. Психолог помогает отреагировать эмоции, но он может помочь слезам клиента только в том случае, если готов сам глубоко переживать эту потерю вместе с клиентом, если, возвращаясь к схеме П. Томаса не боится «шести часов».

Алкоголизм и другие зависимости также могут защищать человека от осознания кризиса. Возвращаясь с работы после тяжелого рабочего дня, у многих есть желание купить что-то вкусное, чтобы заесть накопленное за день напряжение. Накопленный стресс требует регрессии, возвращения к раннему состоянию ребенка, которому мама дает бутылочку с соской, чтобы он не кричал. Разорванная на субличности или зажатая в рамки персоны (социальной маски) душа вопиет о своей оставленности, заброшенности и получает шоколадку или бутылку пива. Привыкание к таким «утешителям» может создавать зависимости, вызывая на время иллюзию интеграции. Многие пробуют наркотики в поиске новых ощущений или даже в надежде расширить личностные границы, однако полученный в наркотических сессиях опыт часто не может быть интегрирован по причине отсутствия разработанного языка переживаний. Трансперсональный опыт для Олдоса Хаксли может быть действительно творческим состоянием, в отличие от рейверской психоделики, характеризующейся бедностью языка и тенденцией к инфантильному состоянию. Не зря бандиты, как впрочем и все остальные герои романа В. Пелевина «Чапаев и пустота»  мучительно пытаются найти язык для своих переживаний.

В последнее время появляется все больше данных о психологическом генезе соматических заболеваний. Часто болезнь — это лучший выход из сложной ситуации. Заболев, человек получает разрешение хотя бы на время выключиться из обыденности, разрешение жаловаться, искать помощи или что-то менять в своей жизни, думать о душе. Внутренний протест говорит через телесные симптомы, проявляет себя через аутоагрессию.

Известно, что за желанием обучаться психологии, помогать другим также стоит желание решить собственные проблемы. В таком случае в психологии принято говорить о сдвиге мотива на цель. Причиной такого сдвига может быть страх, который мы обсуждали выше. Студент может коллекционировать психологические книги и техники, но избегать глубокой встречи со своим бессознательным.

Таким образом, психологические кризисы могут выражаться по разному: в виде жалоб на состояние близких, депрессий, разного рода соматических заболеваний, алкогольной или других зависимостей или даже желания изучать психологию. Очевидно, что при этих проявлениях кризиса необходимы психологическое консультирование и аналитическая психотерапия. Исчерпывается ли задача психолога временем «с пяти до семи» ? Например, К.Г. Юнг обсуждает сновидение с мотивом падения у людей, находящихся на пике социального успеха. Их бессознательное уже предчувствует неизбежность этого падения. В этом случае психолог может помочь сделать это падение спуском вниз так, чтобы пациент не разбился. Пациент Юнга, которому снились серии снов про падение, разбился при восхождении в горах.

Юнг рассматривал сновидения как послания души, говорящей не о прошлом, а о настоящем и будущем сновидца. Психолог может помочь прислушаться к голосу души, перенести неосознаваемые желания суицида в символический план. Суицидальные желания проявляются в современном стиле жизни: в быстрой езде на автомобиле, занятиях рискованными видами спорта, выборе опасных профессий, псевдорелаксации с помощью критических доз алкоголя и наркотиков.

Выше мы говорили о психологических кризисах, рассматривая их как естественные состояния относительно психологически здоровой личности.

Конечно, глубинная психотерапия работает как клинический метод с различными расстройствами. Однако в этой статье мне бы хотелось показать, что психоаналитические формы работы могут быть полезны для человека, понимающего, что забота о себе адекватна не только в кризисной ситуации. По мнению Платона — это задача всей жизни. Для него познание истины и взаимодействие с другими не отделимы от самореализации. Античный принцип заботы о себе в современной философии возрождает Мишель Фуко. По моему мнению, этот принцип, с одной стороны, мог бы положительно отвечать на вопрос о нужности анализа, с другой стороны, объединять различные направления глубинной психологии. Принцип, согласно которому необходимо проявлять заботу о самом себе, вообще является рациональным поведением в любой форме активной жизни, стремящейся отвечать принципу духовной рациональности. Фуко подчеркивает различия между постижением истины через трансформацию субъекта и картезианское постижение истины, при котором человек, пытающийся найти истину, пытается начать разбираться в себе самом посредством лишь одних актов познания, когда больше от него ничего не требуется, ни модификаций, ни изменений его бытия. Мне кажется, это различие лежит в основе различия между ранним психоанализом, делающим акцент на осознание и инсайт, и современным, подразумевающим более глубокую эмоциональную трансформацию всей личности клиента. Фуко ставит акцент не на принципе «познай себя», а на заботе о себе, трансформации себя, так как мы не можем познать себя не изменившись. Часто клиент надеется получить какую-то информацию о своих проблемах и путях их разрешения, но любая такого рода информация не будет им принята без внутренних изменений. Это более понятно на примере тела. Мы все понимаем, что мало иметь книгу с физическими упражнениями и знать об их полезности для здоровья, необходимо их делать, чтобы ощутить реальные изменения. Так и анализ является практикой для души, реальной заботой о себе. В психологическую заботу о себе можно включить и заботу о своем внутреннем ребенке, Кэтрин Аспер пишет об обиженном ребенке внутри, забота о котором является обязательной частью любого квалифицированного анализа.

Существует очевидная взаимосвязь между философией и медициной, между практикой души и практикой тела. Эпиктет считал свою философскую школу лечебницей души. Мишель Фуко, предлагает следующее определение философии: «Это совокупность принципов и практических навыков, которые человек имеет в своем распоряжении или предоставляет в распоряжение других с тем  чтобы иметь возможность должным образом проявлять заботу о себе или других.» Так философия понималась еще в первом-втором веке до нашей эры — золотом веке заботы о себе и культуры своего Я, в которой неразрывны и взаимозависимы практика души и практика тела. «Фундаментальным принципом являлось то, что субъект, как таковой, предоставленный самому себе, не способен к восприятию истины. Он сумеет ее постичь только в том случае, если произведет с собой целый ряд операций, трансформаций и модификаций, которые сделают его способным к восприятию истины». Изменения в определении философии М. Фуко объясняет общим развитием культуры, потерей субъекта в сдвиге от заботы о себе к продуктивному познанию. Мне представляется, что психоаналитическая практика создает условия для этих трансформаций и модификаций. Тогда результатом анализа можно считать развитие способности заботиться о себе, о желаниях своей души.

Исходя из выше сказанного, вопрос о необходимости анализа переходит в вопрос: готов ли человек к тому, чтобы начать заботиться о себе, готов ли он принять помощь другого, и есть ли у него возможность соблюдать аналитическую рамку.

Обычная продолжительность аналитической сессии 50 минут. Частота встреч колеблется от одной до пяти встреч в неделю. Чем больше частота встреч,  тем ближе это к рамке классического анализа. Две встречи в неделю могут быть названы психоаналитической терапией, а одна встреча в неделю поддерживающим консультированием. Многие современные аналитики считают возможным достичь достаточной глубины работы и при встречах один-два раза в неделю. Психоаналитическая рамка создает специальное пространство заботы о себе. «Экология аналитического пространства позволяет, оставаясь в контакте с настоящим и текущей жизнью пациента вне анализа, занимать более рефлексивную (более свободную от непосредственного давления внешней социальной среды) позицию… Психоаналитический сеттинг служит более безопасному и открытому разворачиванию открытых переживаний пациента» (И. М. Кадыров, 1996). Психоаналитический кабинет становится, используя метафору аналитической психологии,  теменосом — священным, оберегаемым местом, в котором пациент и аналитик ощущают потенциальное присутствие бессознательной силы. Алхимическим синонимом теменоса является герметически запечатанный сосуд, в котором происходит та самая трансформация, необходимая не только для лечения, но и для глубокого постижения внутренней истины. Психоаналитический сеанс стоит довольно дорого во всем мире. Аналитик не только уделяет пациенту время в течении сессии, но и обсуждает течение анализа со своими коллегами, а главное — сам является частью насыщенного эмоциями аналитического процесса и продолжает нести в себе эмоциональное поле клиента и после сеанса, поэтому хороший аналитик не может иметь много клиентов. Для тех, кто не в состоянии платить за индивидуальную работу психоаналитика, можно рекомендовать участие в групповых формах анализа, которые имеют и свои преимущества, хотя для профессионального психолога индивидуальный анализ представляется необходимым. В основном в работе используется диалог аналитика с клиентом «глаза в глаза», и лишь иногда используется традиционная фрейдовская кушетка, которая легче позволяет погрузиться в ранние переживания.

Обычно первое интервью начинается с разговора о запросах или проблемах клиента. Внешне анализ — это общение, взаимодействие или диалог. Содержанием этого диалога могут быть самые разные волнующие клиента темы. Корректный аналитик обычно не форсирует погружение в особо болезненные области, так что они долгое время могут находиться за ширмой диалога. Очевидно, что процесс психологических изменений очень постепенен, любое форсирование, попытка ускорить этот процесс будут вредны для экологии личности. Поэтому, не смотря на то, что какие-то позитивные изменения могут появиться, а некоторые симптомы исчезнуть уже после месяца работы, анализ — это продолжительный процесс, и, начиная его, необходимо ориентироваться, по крайней мере, на шесть месяцев работы с аналитиком.

Я сознательно не проводил различий между психоанализом и юнгианским анализом, потому что все выше сказанное можно отнести и к тому, и к другому. Что касается применения специальных методов, юнгианский анализ более лоялен и поэтому иногда использует свободный рисунок, игру с песком, некоторые приемы психодрамы. Однако не это лежит в основе различий в работе представителей разных направлений в современном анализе. По моему мнению, различия определяются ответом на вопрос: что скрывается за этим диалогом? В чем суть и доминирующий образ анализа? Адекватно ли само слово — анализ для описания этого процесса? Какое означающее адекватно использовать для этого означаемого. Насколько затем это означающее начинает жить собственной, независимой от означаемого жизнью. Наиболее известны следующие несколько метафор для описания аналитического процесса: анализ как лечение; анализ как образование или воспитание; анализ как совместное творчество; анализ как поиск внутреннего Бога. Кроме того, в рамках каждой из этих социально определенных метафор могут присутствовать осознаваемые и неосознаваемые образы аналитического процесса. Так, например, аналитик, стоящий на позициях классического лечебного подхода, может использовать образ расчистки путей течения энергии либидо от неадекватных психологических образований. Тот же образ может пониматься юнгианским аналитиком, как освобождение пути развития самости. Конечно, современный аналитик находится в космосе подобных образов и рассматривает представленный материал одновременно с множества позиций. Однако до сих пор адекватно говорить о доминирующем образе, который неизбежно образует форму и содержание анализа. Юнг говорил, что каждый пациент требует своего индивидуального подхода, что необходимо перед работой забывать все свои знания. В некотором смысле каждый новый пациент, его бессознательное задает нам метафору, определяющую наше взаимодействие, предлагает новое понимание задач анализа. Поэтому, корректным ответом на вопрос: в чем результат анализа? будет следующий: только процесс анализа сможет дать ответ на этот вопрос. Понимая материал пациента, мы неизбежно используем амплификацию (расширение контекста, связь с универсальными образами),  привлекая не только классическую мифологию, но и мифы современной культуры, в развитие которой внесли свой существенный вклад психоанализ и аналитическая психология.

Поэтому, говоря о критериях выбора психолога-аналитика, я бы выделил не только его психологическое и аналитическое образование, собственный анализ, включение в профессиональное сообщество, но и его внутреннее развитие, независимость от конфессиальных убеждений, широкие знания не только в области психологии, но и в смежных дисциплинах.

Психоаналитик заботится о своем клиенте, о его душевном состоянии и самореализации, постепенно человек изменяется, тем самым познавая себя, выходит на новый уровень взаимодействия с собой и с миром и меньше нуждается в заботе аналитика. Человек интериоризирует эту заботу и научается заботиться о себе и других на новом глубоко психологическом уровне.

В современной культуре мужчины значительно меньше обращаются за какой-либо врачебной помощью, чем женщины, находясь в плену героического мифа. Такое обращение кажется временной слабостью, потому что разрушает миф о способности самому справляться со своими психологическими трудностями и, конечно, мужчинам необходимо больше силы и решимости для того, чтобы проявлять заботу о себе, своем психологическом развитии. Главный герой романа Д. Фаулза «Волхв», написанного под сильном влиянием идей Юнга, может послужить не только примером психологической трансформации мужчины, но и примером постоянного сопротивления этой трансформации. Ещё одним литературным примером мог бы послужить герой Олдоса Хаксли в социальной утопии «Остров», восприятие которого глубоко меняется под влиянием реальной психологической практики.

Возвращаясь к решению пройти анализ, можно переформулировать обычный внутренний диалог:  настолько ли я нездоров, чтобы проходить анализ? настолько ли я сам не могу справиться со своими проблемами? Думать о том, насколько я личностно развит, чтобы начать этот путь заботы о себе, насколько я готов доверить себя, свои проблемы аналитику?

Станислав Раевский, индивидуальный член Международной ассоциации аналитической психологии (IAAP), http://www.maap.ru/pers/102