"ПРОИСХОЖДЕНИЕ СТЫДА И ЕГО ПРОЯВЛЕНИЯ" статья ЭЕРО РЕХАРД

Предисловие

В последние годы отмечалось, что стыд является запущенной областью в теории и практике психоанализа. Клинический опыт привлек наше внимание к этому вопросу. Мы заметили, что многие аналитики идентифицируют и выгодно используют стыд в работе.
Здесь мы предлагаем нашу собственную точку зрения, что стыд есть реакция на отсутствие одобряющего взаимодействия (approving reciprocity). Базовая форма стыда — тревога незнакомца, возникающая у ребенка. Когда ребенок доверчиво протягивает руки к взрослому, и затем осознает, что это не его мать, он прекращает тянуться, отворачивает голову, прячет лицо и начинает плакать. В ходе развития потребность в одобряющем взаимодействии становится более выраженной: когда ребенок не встречает ставшего привычным взгляда матери, он стыдится своих ложных ожиданий.

Обзор литературы

В литературе описано множество психических состояний и клинических случаев, где имеется склонность к стыду или переживание стыда. Эти описания варьируются, обычно в соответствии с текущей фазой психоаналитического мышления, Abraham, 1913, Alexander, 1938; Erikson, 1963; Fenichel, 1945; Freud, 1905, 1926; Jacobson, 1954, 1964; Levin, 1971; Piers & Singer 1953; Rank (ref. Steinberg, 1991); Reich, 1960). Согласно традиционным взглядам, стыд не заслуживает особенного внимания и не имеет собственной теории, поскольку он является составной частью отношений между Эго, Супер-эго и Эго-идеалом. Запреты, наказание, унижение и пристыживание (shaming) совместно используются в качестве воспитательных мер по формированию Супер-эго. В клинической работе, было обычным делом рассматривать стыд в качестве побочного явления, пропадающего после разрешения конфликтов в сфере инфантильной сексуальности и решения нарциссических проблем. Стыд рассматривался как побочная тема в психосексуальной теории, структурной теории, теории объектных отношений и теории нарциссизма. Были предприняты попытки уложить стыд в рамки существующих теорий и тем самым умалить его значимость (Kinston, 1987). Wurmser (1981) подчеркивал вездесущность стыда и необходимость работы с ним в клинической психоаналитической практике.
Хелен Блок Льюис одна из выдающихся пионеров психологии стыда. Согласно Льюис, то, что стыд игнорировался в психотерапии и в психоанализе, явилось причиной многих неудач. Психотерапевт или аналитик зачастую неосознанно виновен в том, что пациент чувствует себя пристыжено. Стыд более важен в клинической практике и встречается гораздо чаще, чем  считалось ранее. Стыд часто скрыт, и необходимо уметь распознать его и сделать доступным сознанию, для последующей работы. Стыд сложно идентифицировать: его часто путают с виной, с которой он схож феноменологически. Разница в том, что вина соотносится с действием индивида, психическим или реальным, в то время как стыд соотносится со всей личностью. Гораздо легче понять вторичные проявления стыда и способы справляться с ними; некоторые проявления имеют место как телесные реакции: покраснение, потливость и дрожь, депрессия, апатия, говорливость, театральность, бесстыдство, безразличие, цинизм. Стыд порождает гнев, который направлен как на себя, так и на окружающих. Гнев от стыда (shame-anger) порождает образы мести и насилия, которые в свою очередь приводят к переживанию вины. Гнев от стыда и подавление стыда (shame-dejection) гораздо чаще, чем вина являются причиной депрессий (Lewis, 1987a).
Литература «Новой волны» (например,  Lewis, 1987a, b; Nathanson, 1987b) рассматривает стыд как аффект.  С точки зрения феноменологии, стыд – это своего рода инвертированный (направленный внутрь) или внутренний взрыв ((Laing, по цитате Lewis 1987a, b), парализующий и приводящий к остановке. Стыд связывается с желанием спрятаться, «провалиться сквозь землю». К феноменологии стыда также относится искушение отказаться от идентичности (собственного Я), чтобы заслужить принятие себя другим. Согласно Kinston (1987) и Lichtenstein (1963), это и есть ядро стыда. Стыд соотносится со всей личностью. Индивид может попытаться исправить действие, приведшее к переживанию вины, но стыд, похоже, является неисправимым, и вся личность ощущается как плохая и полностью не соответствующая; вся личность, таким образом, должна измениться. Способность переносить стыд важна также как и способность переносить депрессию и вину. Избегание стыда не позволяет индивиду думать и адекватно воспринимать реальность; оно запускает, более всеобъемлющее, чем при обычной регрессии, отрицание реальности, и приводит к отсутствию мышления (Kinston, 1987).
Steinberg (1991) рассматривал важность феномена стыда при принятии политических решений. Он представил подтвержденный документально отчет о событиях во время Кубинского ракетного кризиса, когда лидеры обоих государств испытывали давление глубочайшего стыда, и как ситуация последовательно накалялась едва не разрешившись ядерной войной.
Согласно Tomkins (1987), стыд, отвращение, непереносимость зловония (dissmell) можно истолковать как разновидность торможения влечения, не позволяющую индивиду потерять осторожность под напором желания («стоп!»), проглотить что-либо несъедобное под воздействием голода («не ешь!»), и приблизится под воздействием любопытства, несмотря на опасность («держись подальше!»). Выражение стыда – это опущенная голова и взгляд, направленный вниз. Nathanson (1987b) в описании стыда опирается на теорию аффектов Томкинса. Он говорит о базовой форме стыда («первичном стыде»), который проявляется уже в трехмесячном возрасте, когда младенец отворачивает и опускает голову и взгляд, если его попытка контакта с матерью неудачна (Broucek 1982). Согласно Натансону, такое торможение влечения, описанное Томкинсом, в сущности, парализует неуместную привязанность.
Картина стыда имеет следующие базовые признаки:
(1) Наблюдаемость в сочетании с активным поиском взаимности. Выраженность и откровенность на многих уровнях психосексуальности: например, сближение (подход) (approach), внешний облик, взгляд, проявления эдипальной и доэдипальной сексуальности. Состояние, когда на индивида обращают внимание (наблюдают), может восприниматься как бесконтрольность и рвение.
(2) Несоответствие Я в описанных выше ситуациях. Например, невозможность осознать сближение, эдипальные цели, идеал-Я, и стремление к идентификации.
(3) Поворот против Я и других, связанный со стыдом. Нарушенная самооценка, парализованное Я, нарциссические нарушения, например, при потере идентичности и поиске симбиотических отношений; ярость от стыда, унижение, подавленность (уныние), пристыженность, уничтожение другого.

Происхождение стыда

Стыд с точки зрения теории инстинктов
Согласно так называемому традиционному психоаналитическому типу мышления, стыд есть защитная деятельность, связанная с выражением инстинктивных импульсов и нарцисических стремлений и неудачными попытками их осознания. Здесь мы сосредоточимся на вопросах, которые, как мы думаем, модернизируют психоаналитическую теорию стыда, сделав ее максимально полезной в клинической практике психоанализа. На наш взгляд первичная форма стыда – это парализующая, смещающая и подавляющая реакция, связанная с нереализованным стремлением к одобряющему взаимодействию. Тревога незнакомца может рассматриваться как самый первый, легко распознаваемый и хорошо известный пример, хотя первые проявления стыда появляются на более ранних стадиях развития (Nathanson, 1987b).
Стремление к взаимности исходит из матрицы либидо, Эроса (стремления к жизни); стыд уходит корнями в матрицу Танатоса (стремление к смерти), которая сдерживает это стремление к взаимности. Стыд не является переживанием, связанным с разного рода недостатками или неудачами. Это переживание, связанное с реакцией Танатоса, направленной на неудавшуюся попытку достигнуть одобряющего взаимодействия. Для продолжения исследования происхождения стыда и его метапсихологии, мы считаем необходимым кратко изложить свои положения, относительно либидо или Эроса,  и стремления к смерти или Танатоса.

Матрица Либидо

Матрица либидо является вместилищем, в том числе, для интереса, любопытства, желания смотреть, желания приблизиться и воодушевления. Исследования раннего младенчества в последние десятилетия (например, Stern, 1985) позволили сделать предположение, поместившее в центр внимания природу либидо. Мы предполагаем, что с момента рождения и на протяжении всей последующей жизни, либидо – это потребность и поиск  взаимности. Поиск взаимности присутствует во взаимоотношениях Я и внешнего мира, выражаясь в стремлении найти соответствующего (отвечающего взаимностью) другого индивида, а также во взаимоотношениях разных частей Я для обретения целостности и развития. Реципрокное (взаимно соответствующее) окружение сперва позволяет ребенку обнаружить свое появляющееся Я. Ребенок постоянно нуждается в доступном, соответствующем другом для обретения связи с внешним миром, поиске себя и Гештальта постоянства (моторики, чувств, модальных качеств, ритмов жизненных аффектов, безусловных аффектов, и др.) (Stern, 1985). Таким образом, младенец развивает способность к завоеванию окружения. Младенец и мать пытаются приспособиться друг к другу. Мы предполагаем, что уже на этой фазе, динамика Танатоса начинает задерживать, отделять и устранять те устремления к взаимности, которые не работают и порождают лишь нарушения.
Исследования младенцев не освещают и не концептуализируют вопрос с интересующей нас точки зрения. Штерн говорил лишь о том, что ребенок есть продукт своего окружения, сформировавшийся под его влиянием и в результате получаемых стимулов (Stern, 1985). Мы придерживаемся собственной позиции и предполагаем, что исследователь не обратил внимание на описываемые нами возможности.
Впоследствии сексуальность становиться центральным, но ни в коем случае не единственным проявлением поиска взаимности. Через сексуальность, стремление к взаимности связано с созидающим Эросом, который простирается намного дальше, чем сексуальность.
Японский психоаналитик Takeo Doi (1989) вызвал большой интерес своей концепцией амаэ (amae), японской картиной любви. Есть искушение рассматривать амаэ в качестве своего рода матрицы либидо, которая не видит различий между субъектом и объектом, между нарциссизмом и объектной любовью; она одинаково применима как для взрослых, так и для детей. Одно из его проявлений – страстное желание ответной любви; однако считается неприемлемым проявлять сильное желание или требовать ответной любви публично. «Хорошее амаэ» есть существование в гармонии со страстным желанием ответной любви, и стремление к нему является неотъемлемой чертой японской культуры. «Плохое амаэ» требовательно и центрировано на Я, с точки зрения Западной культуры – это патологический нарциссизм. Амаэ интересно тем, что в центр теории помещается страстное желание взаимности, которое отражает наше предположение, что «с момента рождения и на протяжении всей последующей жизни, либидо есть потребность во взаимности».

Матрица Танатос

Наша интерпретация работы Фрейда «По ту сторону принципа удовольствия» (Freud, 1920) подразумевает, что в ней говорится о стремлении к состоянию покоя и устранению раздражителей тем или иным способом, иногда любой ценой. Стремление к смерти, направленное на самого индивида, имеет целью устранить бесполезную психическую активность, и направить ее в полезное русло, либо заложенное генетически, либо согласно имевшему место опыту, для достижения чувства удовлетворения. Но это возможно только в идеальных условиях. Придание формы неопределенному желанию, его связывание, занимают центральное место в психодинамике индивида.
Функция Танатоса по устранению раздражения можно сравнить с психическими гетероимунными и аутоиммунными реакциями: Раздражение устраняется, но при этом механизм может работать и неправильно, слишком сильно реагировать, и разрушать реципиента.
Стыд соотносится с аффектами Танатоса. Он является ответом на попытки индивида сохранить или добиться взаимности, направляя силы Танатоса против себя. Стыд по аналогии может заменяться стремлением к смерти (Танатосу). К репрезентациям Танатоса относятся, например: уход (аутизм) (withdrawal), отвращение, гнев. В процессе психоанализа можно увидеть, как, например, унижение, уход, стыд, гнев и отвращение сменяют друг друга в течение короткого промежутка времени.

Психическое связывание

Взаимодействие матриц либидо и Танатоса придает форму психическим процессам. Мы называем это психическим связыванием. Более того, Танатос стабилизирует или отверждает достигнутые способы связывания. Наше понимание предполагает, что стремление к смерти действует как устраняющий (removing) и сдерживающий (confining) фактор, и приводит к остановке, своего рода отвердению, а также, устраняет то, что не вписывается в полученную модель. «Оно не только разрушает, но и усиливает психические структуры. Такое понимание отличается от традиционного, отмечающего только разрушительные функции стремления к смерти. Забота или отвержение окружения, исходя из нашего понимания, это своего рода шаблон, формирующий либидо. Связывание – есть базовая репрезентация стремления к смерти, но без либидо, будет нечего связывать» (Rechardt & Ikonen, 1986). Цель связывания – достижение повторяющихся, успешных форм взаимности. Стыд направлен на разрушение или ослабление не функционирующих стремлений к взаимности, и устраняет те из них, которые не достигают значимых других. Таким образом, взаимодействие матриц либидо и Танатоса в корне отличается от примитивной гидродинаимки (hydrodinamics), с точки зрения динамической модели Фрейда, как она чаще всего понимается.

Метапсихология стыда

Актуализация

Отправная точка для стыда в психике – это стремление  осознать определенное желание, или, говоря словами Фрейда, определенное удовлетворяющее ощущение (gratifying perception) (Freud, 1900). В нашем случае – это стремление к взаимности. Мы понимаем под термином осознание то же, что Сандлер понимает под актуализацией (Sandler, 1990).
Актуализированное восприятие может быть (а) унаследовано (генетически), (б) переживаться индивидом в процессе развития (в том числе внутриутробного), или (в) содержать некоторые сочетания того и другого (например, (а)+(б), (а)+(а), (б)+(б), (а) +(а)+(б)+(в)+(в), и.т.д.)
Попытка актуализации может быть расценена как взаимодействие двух противоположных стремлений, Эроса и Танатоса, где стремление к большей взаимности и как следствие к обогащению, «оживлению» («enliven») переживания внешнего мира, реализуется путем создания связей, в которых последующие стремления позволяют избавиться от беспокойства через взаимодействие, ограничения, остановку и прекращение связей.
Актуализация, с другой стороны, может быть как полностью аутопластичной так и сочетать в себе аутопластичность и аллопластичность. То, что актуализируется, или его филогенетическая или онтогенетическая «запоминаемая модель», состоит из субъекта (Я или сэлф), и объекта (другого), их отношений (событий, состояний) и аффекта (удовольствия, неудовольствия, покоя, беспокойства). Реакция Танатоса может быть направлена на любую из этих составляющих и, в свою очередь, приводить к различным последствиям и психопатологии.
Понимание особой природы стыда затруднено потому, что в литературе стыд связывается с неудачей в достижении целей. Мы связываем стыд с достижением взаимности, со стремлением передать сообщение и получить желаемый ответ. Он функционирует как направляющая взаимодействие сила, и как его защита (Lewis, 1987b). Стыд это интенсивное неудовольствие, которое мы обычно испытываем, когда стремление к взаимности остается нереализованным, несмотря на то, что мы надеялись или думали, что оно будет реализовано; реакция Танатоса направляется против Я, в то время как стремление к взаимности остается.
Мы в городе и видим знакомого. Мы спешим к нему и радостно приветствуем. Когда он оборачивается, мы видим незнакомое лицо и готовы провалиться сквозь землю от стыда. «Что он обо мне подумает?!»
Когда младенец на довербальном уровне выражает стремление к взаимности, он задействует в процессе все свое существо и сильно нуждается в резонансе. Когда попытка поиска взаимности не удается, неудача действует на все его существо. В переживании стыда, все свое существо, предъявленное другому, осознается как неправильное. Стыд сохраняет природу этого разоблачения во всех обстоятельствах; это фундаментальная составляющая стыда. Попытка актуализировать осознание желания путем разоблачения угрожает переживанием стыда на всех этапах развития.

Коллапс от стыда

Когда выражение или стремление к взаимности сталкивается с недостатком обратной связи со стороны другого, как следствие происходит коллапс (депрессия) (collapse), независимо от того, явился ли недостаток взаимности со стороны другого результатом безразличия, непонимания, недооценки, наказания или бестактности или ошибочной оценки самим индивидом степени достигнутой взаимности. В результате индивид впадает во внутренний паралич: жизненная сила Я пропадает и заменяется рвением (старанием); деятельность останавливается и сводится к уходу и скрыванию. Эмоциональное состояние стыда выражается фразами «Я готов провалиться сквозь землю», «Я сгораю от стыда», «какой я дурак», «я никогда себе этого не прощу». Другим следствием стыда может быть гнев, как на себя, так и на другого. Полномасштабный стыд является наиболее непереносимой из всех эмоций, и именно тогда мы склонны думать «лучше смерть, чем позор (стыд)». Острая дефицитарность во взаимоотношениях в раннем детстве порождает обстоятельства, усиливающие разрушительную природу стыда. В этом случае обостряется конфликт либидо и Танатоса, разрушительные силы Танатоса вступают во владение и стыд порабощает индивида.

Психология стыда

Намеки и знаки

В процессе изучения развития в младенческом возрасте, было отмечено, что в незнакомой ситуации ребенок наблюдает за матерью и действует в соответствии с полученными от нее невербальными подсказками (Stern 1985). Давайте рассмотрим данное Winnicott (1982, pp. 52–54) описание младенца, который сидит у матери на коленях и обращает внимание на блестящую лопатку на другом конце стола. Виникотт описывает, как ребенок тянет ручки к лопатке, при этом его тело неспособно самостоятельно перемещаться, глаза широко открыты и обращены поочередно то к матери то к нему, он смотрит и ждет, или в отдельных случаях отвлекается от лопатки и прижимает личико к материнской груди.
Мы верим, что без искажения психической реальности ребенка, мы можем охарактеризовать прекращение действия как ответную реакцию Танатоса на либидинальное влечение к лопатке. Ребенок хочет актуализировать что-то связанное с лопаткой, но в то же время боится, что это причинит беспокойство матери или Виникотту. В отдельных случаях, ребенок «поощряется» (по нашему мнению), следует за своим желанием, придает ему форму и осознает его. Но иногда, ответная реакция Танатоса акцентируется и организуется таким образом, что направляется на ребенка, тогда он прячется, устраняется из ситуации, состоящей из него самого, лопатки, матери и Виникотта, наблюдающих за ним. Мы можем представить, что ребенок чувствует, будто его стремление к лопатке беспокоит, угрожает тому, чего он хочет добиться в отношениях с матерью и Виникоттом. Он хочет устранить беспокоящий аспект, и когда идентифицирует себя и свое желание, то пытается спрятаться. Можно дальше предположить, что ребенок чувствует себя зависимым от отношения матери и Виникотта и реагирует также, как, по его мнению, они должны реагировать на его намерения.
Когда более старший ребенок ведет себя подобным образом, отворачивается и закрывает лицо руками или прижимается лицом к матери, мы говорим, что он застенчивый или пристыженный (стесняется). Мы одновременно видим и приходим к заключению, что он переживает такие эмоции. В тоже время, в дополнение к стыду, он может испытывать гнев, ненависть или даже ярость к тем, кто явился причиной этой ситуации. Мы предположительно можем описать переживания более старшего ребенка, также как и младенца, но более органично и точно, если его самовыражение более точно. Он может сказать нам, что он ожидает и чего боится в своем окружении, и чего именно он боится, того, что потерпит неудачу или что он уже потерпел неудачу, или что он неадекватен.
Winnicott (1982) описывает, как мы младенческим способом, на протяжении всей жизни, слушаем голос другого, наблюдаем за его взглядами и намеками. В книге Достоевского «Бедные люди», Макар Девушкин пишет письмо своей подруге, слова в нем робки и полны стыда, наполнены скрытым смыслом и подавленными проблемами (Bachtin, 1984).
Нам пришлось воспользоваться текстами Бахтина, Достоевского и Виникотта аналогично Микаэлю Лайману (Mikael Leiman), хотя он говорил о том же в другом контексте (Leiman, 1991, unpublished).
Взгляд украдкой на чуждые социуму слова не только характеризуют стиль и тон Макара Девушкина, но также и его образ мыслей, переживаний, видения и понимания себя в окружающем мире (Bachtin, 1984). Более того, психическая активность Девушкина может быть концептуализирована и описана тем же способом, что и младенческие и детские реакции, упоминавшиеся выше.
«Отнеслись намедни в частном разговоре Евстафий Иванович, что наиважнейшая добродетель гражданская — деньгу уметь зашибить. Говорили они шуточкой (я знаю, что шуточкой), нравоучение же то, что не нужно быть никому в тягость собою; а я никому не в тягость! У меня кусок хлеба есть свой; правда, простой кусок хлеба, подчас даже черствый; но он есть, трудами добытый, законно и безукоризненно употребляемый. Ну что ж делать! Я ведь и сам знаю, что я немного делаю тем, что переписываю; да все-таки я этим горжусь: я работаю, я пот проливаю. Ну что ж тут в самом деле такого, что переписываю! Что, грех переписывать, что ли? «Он, дескать, переписывает!» «Эта, дескать, крыса чиновник переписывает!» Да что же тут бесчестного такого? Письмо такое четкое, хорошее, приятно смотреть, и его превосходительство довольны; я для них самые важные бумаги переписываю. Ну, слогу нет, ведь я это сам знаю, что нет его, проклятого; вот потому-то я и службой не взял, и даже вот к вам теперь, родная моя, пишу спроста, без затей и так, как мне мысль на сердце ложится… Я это всё знаю; да, однако же, если бы все сочинять стали, так кто же бы стал переписывать? Я вот какой вопрос делаю и вас прошу отвечать на него, маточка. Ну, так я и сознаю теперь, что я нужен, что я необходим и что нечего вздором человека с толку сбивать. Ну, пожалуй, пусть крыса, коли сходство нашли! Да крыса-то эта нужна, да крыса-то пользу приносит, да за крысу-то эту держатся, да крысе-то этой награждение выходит, — вот она крыса какая! Впрочем, довольно об этой материи, родная моя; я ведь и не о том хотел говорить, да так, погорячился немного. Все-таки приятно от времени до времени себе справедливость воздать» (Достоевский, Бедные люди.)
Макар Девушкин чувствует, что он зависим от мнения других («Отнеслись намедни в частном разговоре Евстафий Иванович …»), он сомневается («я знаю, что шуточкой…»), он пытается скрыть унизительную или постыдную часть своей работы («Он, дескать, переписывает…»), путем различных защит и иносказаний («У меня кусок хлеба есть свой… он есть, трудами добытый, законно и безукоризненно употребляемый… Что, грех переписывать, что ли?), злится на воображаемую критику («Ну, так я и сознаю теперь, что я нужен, что я необходим и что нечего вздором человека с толку сбивать. Ну, пожалуй, пусть крыса, коли сходство нашли!») и затем он стыдится своей вспышки гнева и стыда («Впрочем, довольно об этой материи…»), и пытается спрятаться в собственных защитах и примирении («…погорячился немного. Все-таки приятно от времени до времени себе справедливость воздать»). Внутреннее функционирование здесь намного сложнее, чем у младенца или у более старшего ребенка, но базовый материал тот же.
Из поведения младенца приводящего к скрыванию, подтверждаемого экстраполяцией внутреннего мира более старших детей и взрослых, мы можем сделать вывод, что реакция младенца является чем-то вроде базового, примитивного стыда, или, по крайней мере, эмоциональной матрицей, из которой стыд постепенно развивается в отчетливую и самостоятельную реакцию.

К метаморфозам стыда

Описанная выше концептуализация внутренних переживаний младенца дает повод для дальнейших размышлений. После первой ответной реакции Танатоса, когда прерывается процесс облачения в форму либидинального желания, касающегося лопатки, у младенца имеется возможность поступить несколькими различными способами. Он может последовать за своим стремлением к лопатке, придать желанию форму, проявить его через определеннее поведение, направить его на что-либо еще, направить гнев на тех, кто, по его мнению, стоит на пути у желания, стать безучастным, или спрятаться на груди у матери, как и было в описанном случае. Вопрос в том, насколько он органично воспринимает ситуацию, (что он хочет, чего боится), какой вес с точки зрения психической экономии имеют различные вопросы (что имеет большую значимость, стремление к лопатке или взаимоотношения с матерью и Виникоттом и их предполагаемая реакция), что тревожит, что и каким способом надо устранить?
Если первичная ответная реакция Танатоса преобразуется в стыд, это означает, среди прочего, что у младенца есть некая идея о конфликте или возможности конфликта между его желанием и отношением других к этому желанию. Отношение других важно для него и он хочет поддерживать с ними «хорошие взаимоотношения». Для него, его собственное желание и его Я (self) одно и тоже, и он пытается устранить или спрятать свое никчемное Я,  чтобы удержать значимых других.
Таким образом, скрывание Я, связанное со стыдом парадоксальным образом выражает надежду: отказываясь от себя или от части себя, как я есть, я смогу удержать значимых других и сохранить их принятие. Если реакция Танатоса направлена в основном на желание взаимности и Я, стыд превращается в депрессию, «Я ни на что не гожусь», «Я никчемный, и никто обо мне не позаботится». И если, напротив, желание взаимности остается, а реакция Танатоса в основном направлена на Я, которое недостаточно хорошо для взаимности и для других, которые его не принимают, это приводит к гневу от стыда, описанному Льюисом. Такой гнев от стыда переходит в депрессию в той мере (доле), в которой нагружена реакция Танатоса направленная на Я. Различия в динамике таких депрессивных состояний, обычно наблюдается и в поведении. Первая – спокойная, и приводит к уединенности, в то время как вторая — более возбуждающая и мучительная.
Также, существует, по крайней мере, два базовых типа реакций Танатоса, сочетающихся с бесстыдством. Индивид, отличающийся бесстыдством, или полностью отвергает значимых других и не принимает в расчет, что они думают, или его либидо может сильнее привязаться к ним, в то время как он вызывающе воспроизводит события, приводящие к стыду. Первая реакция характеризуется спокойствием, почти наивным безразличием, а вторая вызывающей или насмешливой дерзостью (бесстыдством).
В процессе анализа или другой психической работы, стыд часто превращается в вину (Anthony, cited in Paikin, 1981; Lewis, 1987b). Картина ситуации, приводящей к стыду, впоследствии становится более организованной либо искренне, либо в качестве защиты, и ответ Танатоса уже не направлен против всего Я, но на действие, отличное от Я и, по крайней мере, до известной степени определяемое Я.
Вина дифференцируется как самостоятельная эмоция в первичной матрице стыда, по мере того как реакция Танатоса и его цель также становятся дифференцированными. Разоблачение вины, однако, может пробудить новую волну стыда, стыд за вину. Часто защита от вины больше мотивирована страхом стыда, порождаемого виной, чем страхом вины как таковой. Индивид может сбежать как от стыда к вине, так и от вины к стыду, в зависимости от того, что ему легче перенести.

Капкан стыда или порочный круг стыда

Ожидаемая реакция стыда  может заставить индивида отложить действие, сомневаться и чувствовать себя неловко, что обычно проявляется через манеру говорить. Он также может попытаться спрятаться и спрятать источник стыда с удвоенной силой и оживленностью, или только обойти источник стыда. Или просто обратиться к бесстыдству. Эти состояния сопровождаются эффектом Танатоса который направлен как на Я, так и на окружающих, и который в своем самом остром проявлении можно обозначить, по словам Льюиса, как ярость от стыда (shame-rage), а в менее недифференцированных проявлениях, как например, гнев от стыда (shame-anger), отвращение от стыда (shame-repulsion), скука (тоска) от стыда (shame-boredom), усталость (истощение) от стыда (shame-weariness). Все эти состояния также сопровождаются эмоциональным капканом, являющимся типичным для стыда. Индивид, откладывающий свое действие, сомневающийся и чувствующий себя неловко, будет, в дополнение к тому, что он обычно завидует людям более активным, чем он сам,  чувствовать стыд и досаждающее чувство стыда (shame-vexation) за свою медлительность (нерешительность). Тот, кто защищает себя от стыда при помощи активности и оживленности чувствует себя фальшивым, и одновременно ощущает отвращение, усталость и апатию, как по отношению к Я, так и к окружающим. Индивид, отличающийся бесстыдством, снова бросит вызов и начнет докучать окружающим и себе, провоцирую новые акты бесстыдства. Во всех случаях стыд и защита от него вновь пробуждают стыд и как следствие защиту от стыда. Если это остается недоступным сознанию и непроанализированным, то такое хождение по кругу стыда может продолжаться довольно долго, и паттерн настолько укрепится, что будет длиться всю жизнь. Возможно, у каждого из нас есть, в большей или меньшей степени, не разрешенные и воспроизводимые порочные круги стыда, но есть люди, которые переживают их настолько остро и так часто, что они как будто живут в постоянном и всеобщем состоянии стыда.

Сексуальность

Автор Книги Бытия считает что Адам и Ева, жившие в Раю, не стыдились, несмотря на то, что были нагими. Первое, что произошло после Грехопадения – у них открылись глаза, и они узнали, что они нагие. Они устыдились друг друга и прикрыли гениталии фиговыми листами, затем они устыдились Бога и спрятались от него.
Почему взаимосвязь именно сексуальности и стыда имеет первостепенное значение? Когда ребенок видит и осознает различия между мужскими и женскими гениталиями, это порождает не только тревогу, но и стыд. В определенной степени это утверждение верно также и когда ребенок обнаруживает различия между гениталиями взрослых и детей. У ребенка развивается стыдливое любопытство касательно того, кто правильно устроен, а кто нет, и в чем смысл этих различий. Само существование гениталий кажется постыдным. Неполученные или полученные, но непонятые ответы, только усиливают стыд. Сексуальные знания и невежество, любопытство и безразличие в одинаковой степени постыдны. Но в большей степени детские сексуальные желания приводят к стыду из-за табу на инцест и детской сексуальной неполноценности. Чем в большей степени желания относятся к генитальной области и сношениям, тем отчетливей это проявляется. Более того, отрицание сексуальных желаний зачастую связано со стыдливостью (shaming) или отрицается через стыдливость. Таким образом, сексуальное влечение, основная цель которого найти удовлетворяющие взаимоотношения для плотских удовольствий, в детстве становится постыдным желанием, изолирующим ребенка от тех, кого он любит. Разнообразные попытки ребенка актуализировать Эдипально-сексуальные ядерные надежды могут вызывать стыд, либо немедленно, либо при столкновении с фрустрацией или отказом, или когда ребенок видит, что его попытки приводят к появлению стыда у родителей и любимых. Такие попытки актуализации – это то, что мы называем полиморфно-перверзной сексуальностью у ребенка. В то время как с любыми другими желаниями и связанными со стыдом фрустрациями можно справиться путем психической работы, сексуальные и особенно Эдипально-сексуальные ядерные желания не могут быть разрешены таким способом. Они не могут быть осознанно восприняты ни ребенком, ни его родителями и поэтому с ними невозможно иметь дело.
Как недифференцированное и неопределенное влечение, являющееся частью Я, и в равной степени неопределенно окрашивающее других и ожидающее от них взаимности, сексуальность предрасполагает человека к стыду. Сексуальность – это ядерная область Я и ее ценность в решающей степени зависит от того, какой ответ она вызывает в окружающих. Независимо от того, какое явное или скрытое сексуально значимое поведение, является общепринятым для Я, или окружающего мира, сексуальность может вызывать стыд практически в любой ситуации.
Количество стимулов сексуальности, которые могут запустить порочный круг стыда, не поддается исчислению. Важность сексуального стыда состоит в его безграничной способности к расширению, его скрытых формах, сложности в осознании отправных точек в детстве и сложности сознательной психической работы.

 

Юмор

Согласно Льюису, один из лучших способов справляться со стыдом – это юмор. Необходимо сделать поправку, что в случае с детьми это верно только после определенной фазы развития. С точки зрения метапсихологии, можно концептуализировать значимость юмора примерно следующим образом. Индивид может благожелательно смеяться над своими собственными недостатками и неудачами, как только он понимает, что они не олицетворяют его целостное Я. Условием для этого является, то, что его представление о Я (self) организовано таким образом, что реакция Танатоса направленная на Я может быть сведена к части Я или к кратковременному Я (momentary self) («в этот момент я был глупцом»). Если такая внутренняя организация личности еще не сформировалась, то нет и условий для облегчения, предлагаемого юмором. Такой индивид не может найти облегчение в юморе, и если оно предлагается другими, стыд только усиливается и означает еще большую потерю Я и других. Это справедливо для детей, которые пока не понимают юмор, и не в состоянии его переработать.
Ранние формы юмора, которые дети используют для преодоления стыда, очень красноречивы. Ребенок дошкольного возраста протягивает руку к вазе с конфетами, как будто он собирается взять целую пригоршню, и в тоже время наблюдает за выражением лица родителей; в последний момент он не берет конфеты и заливается смехом, требуя, чтобы родители смеялись вместе с ним. Ребенок показывает, что понимает предосудительность своего поступка, его ребяческую и стыдливую часть, но есть также и другая, мудрая часть, согласно которой, он в итоге и поступает, и что можно также отнестись со снисхождением к стыдливой части, поскольку она не является доминирующей. Можно вместе над ней посмеяться. На следующей стадии ребенок может в том же духе говорить о своих реальных неудачах и провалах. Его представление о себе и соответствующая психическая экономия Либидо и Танатоса организованы и безопасны (прочны) (secure) до степени, когда использование юмора возможно.
Психическая экономия отношений юмора и стыда отражает отношения между стыдом и психической экономией в целом. Самая отличительная и в тоже время болезненная черта стыда это то, что он затрагивает всю личность (Я) целиком, и, чем более рассеивается ответ Танатоса в процессе переживания стыда, тем более доминирующим является стыд. Таким образом, дети на ранних этапах развития склонны чувствовать угрозу полного отвержения по самым неожиданным причинам.

Созидательное значение стыда

Стыд можно также рассматривать как своего рода врожденного учителя. Он говорит: «прекрати это, это бесполезно», «остерегайся этого», «не делай этого снова». Значимость этой функции заключается в многообразии, созидании, социализации или изоляции. Он происходит из матрицы Танатоса, которая содержит или также и производит другие осознающие функции Танатоса (Thanatos-realizing functions). Он может пробудить желание развивать Я таким образом, что тщетные поиски, в конце концов, приведут к одобряющей взаимности (approving reciprocity). Когда стыд функционирует как сознательная и согласованная функция Танатоса, защищающая и направленная на взаимность, он недолговечен, после того как он остановит одну из схем деятельности, он привязывает либидо к новым, лучше функционирующим схемам, и затем исчезает за ненадобностью (cf. Matthis, 1981). Надо отдать ему должное за развитие обоснованности (разумности), общительности и заботы. Когда стыд не понимается и остается бессознательным, он превращается в более или менее постоянный порочный круг стыда.

Виньетки из клинической практики

Желание скрыть и обойти стыд

Основная отличительная черта стыда — то, что его необходимо скрыть. Аналитик может быть с легкостью вовлечен в этот процесс, и тогда он обращает внимание лишь на различные проявления стыда, способы их диагностики и преодоления. Он интерпретирует низкую самооценку, ярость, вину, всемогущество, мазохизм и множество других последствий и способов избегания стыда, не обращая внимания на наличие стыда в психических и физических проявлениях. Когда стыд инкапсулирован, он останавливает аналитический процесс или задерживает его начало. Если стыд становится предметом рассмотрения в психоаналитической ситуации, происходит облегчение и раскрытие, появляется пространство для маневра, которое раньше было недоступно.

Гиперкомпенсация стыда

Видимые проявления стыда обычно сводятся к способам его устранения и отвержения. В качестве примера можно привести гиперкомпенсационные «маниакальные» способы, удовлетворяющие требовательным идеалам Я и запросам суперэго, насильственное поддержание совершенства, «жажда стимулов (раздражителей)», гиперактивность, зависимости и деструктивное поведение. Истерическая яркость (hysteriformic brilliance), обаяние в обществе, требовательность и тщеславие могут служить способами спасения от стыда. Когут отмечал, что стыд не зависит от силы идеалов Я; многие склонные к стыду люди имеют немного идеалов Я, и большинство из них имеют склонность к эксгибиционизму и движимы амбициями (Kohut, 1972). Мы хотим подчеркнуть, что стыд в большей степени не является следствием слишком требовательных идеалов Я и невозможности им соответствовать, завышенные идеалы Я, склонность к эксгибиционизму и амбициозность направлены на противостояние и устранение последствий паралича от стыда; это защитные реакции.

Желание спрятаться и уход как проявления стыда

Необходимость спрятаться и уход могут быть одними из проявлений стыда. Практически незаметно, они различными путями распространяются на повседневную жизнь, например в осознанных или неосознанных сновидениях касающихся ухода в уединенные и спокойные места в дикой природе (Kinston, 1987). Многие из тех, кто страдает от душевных проблем, сами того не зная, находятся в мучительных поисках состояния, которое освободит их от стыда.
Молодая студентка отказалась от своей профессии и находилась в поисках другого рода деятельности. После многочисленных попыток, в течение непродолжительного времени или уже на стадии планирования, она отказывалась от всех вариантов, рационализировав это различными способами. Ей было стыдно за это, и казалось, что она потеряла себя. Она также чувствовала, что потеряла надежду, погрязла в цинизме и порой в саморазрушительном бесстыдстве. Ее анализ проходил еще более хаотично, был более сложен для понимания, и она стала тревожной. Она знала, что ее взаимоотношения с матерью были плохими, и мать абсолютно ее не понимала. Она знала, что конфликт с преподавателем заставил ее отказаться от первоначальной карьеры. Однако она не знала, что основной проблемой была не карьера, не учеба, не женственность, а стыд. Также она не знала, что стыд можно разделить и обсуждать совместно с кем-либо еще. Аналитик обратил ее внимание на то, что стыд являлся тем переживанием, которое каждый раз заставляло ее уйти, стыд поработил ее Я, стыд лишил ее способности думать, стыд вынудил ее угрожать саморазрушительным и циничным образом, стыд не допускал самовыражения, и заставил спрятаться в непостижимости в своем анализе. Стыд не позволял делать никаких серьезных действий. Чтобы избавить себя от стыда, она искала что-нибудь совершенно другое и новое, что-нибудь, что она могла принять всем сердцем, тем самым, избавив себя от никчемного Я. В анализе она искала уединения, спасаясь от внешнего мира. Как только и аналитик и анализируемая осознали наличие сильного стыда, аналитический процесс освободился из тюрьмы стыда. История Робин Гуда, это история молодого человека, который попал в тюрьму стыда, когда  был унижен, желая быть принятым и стать один из мужчин. Он встретился с людьми Шерифа Нотингема, чтобы вступить в их ряды. Они попросили его доказать, что он умеет стрелять, и обманом заставили стрелять в королевского оленя, совершить проступок, за который полагалась смертная казнь. Робин Гуду удалось скрыться, и он жил как преступник, прячась в лесу. Он стал мастером маскировки и посвятил свою жизнь оскорблению Шерифа и его людей.

Паралич от стыда

Наиболее отличительная черта стыда, паралич, может доминировать в аналитической ситуации. Вместо психической работы, анализируемый может отступить в бездумное молчание или использовать речь против угрожающего паралича. Отсутствие мышления в речи может проявляться в нескладных предложениях, грамматических ошибках и путанице слов, как при нарушениях чтения и письма (дислексия (неспособность к чтению) и дисграфия (расстройство письма)), по сути, не являясь таковым, в повторении слов аналитика и использовании речевых штампов. Разнообразные попытки по компенсации и исправлению могут скрыть паралич и отсутствие мышления. Чтобы скрыть пустоту, анализируемый может демонстрировать воодушевление и внимание. Он стремится к переживанию успеха, но когда его постигает неудача, наступает немедленный коллапс. Когда стыд обнаружен, малопонятное содержание аналитических сессий может смениться настоящей работой. Стыд, ставший сознательным, может иметь тот же эффект, что и в повседневной жизни: он раздражает и подстегивает индивида на борьбу и реализацию собственного потенциала. Постоянная борьба со стыдом может быть преобладающим в жизни неврозом характера.
Анализируемая, молодая женщина, пережившая много травматических и унизительных ситуаций в детстве. Вызывали восхищение ее способности, быстрота, имеющиеся в избытке идеи и гипоманиакальная скорость, зачастую содержащая определенную долю бесстыдства. Столкнувшись в процессе анализа со своим вездесущим стыдом, она узнала себя с другой стороны: она не могла действовать, была беспомощна, парализована стыдом. «Я медлительна; я заметила, что на самом деле я глупа, я не понимаю всего. Я уверена, что у меня есть нарушения чтения и письма. Я хочу принизить других. Способности других напоминают мне о моей неполноценности, и я им завидую».

Проявления стыда в форме конверсий, компульсий и фобий

Стыд можно также распознать через эквивалентные аффекты, отражающие конверсию. Когда демонстрируется их связь с переживанием стыда, стыд обретает более четкую форму и попадает в область аналитической работы.
На последней стадии долгого и сложного анализа пациентки, важность проблемы стыда стала осознаваться, как аналитиком, так и пациенткой. У нее была склонность к симптомам конверсионного типа. Когда ей показалось, что она двигается неуклюже, ее мысли спутаны и левая сторона ее тела мягкая и слабая, она на самом деле была парализована стыдом. У нее был «левосторонний паралич от стыда», точное выражение использованное, для описания ситуации. Содержание конверсионных симптомов было по большей части отрицаемым аффектом, а не бессознательной фантазией.
Другая пациентка «чувствовала себя отвратительно» во время аналитических сессий или по пути на анализ. Это был аффект эквивалентный отвращению, связанному со стыдом (Tomkins, 1987), где содержание фантазий всегда было вторичным по отношению к образованию симптомов. Обнаружение стыда и отвращения позволяет дотянуться до текущей реальности ее психики, и таким образом понять некоторые вещи, как например страх «потери лица» и «исправление внешности», проявлявшиеся в сновидениях и симптомах.
Компульсивный контроль и нарастающие обсессивно-компульсивные симптомы могут быть попыткой использовать анальные способы для достижения переживания успеха, необходимого для защиты от стыда и недостижимого другими способами. Стыд может быть основной проблемой обсессивно-компульсивной личности, и анальность – попыткой контролировать стыд. Навязчивые мысли могут служить взаимодействию со стыдом и в тоже время его сокрытию.
В дополнение к другим навязчивостям, у анализируемой пациентки был повторяющийся навязчивый мысленный образ, что она вырезает на себе крест. Эта компульсия содержит фантазию о харакири, окончательном избавлении от стыда.
Доказано, что стыд часто является глубинной причиной панических атак и тревоги. Условием для этого является склонность к стыду; коллапс от стыда, с параличом, отсутствием мышления и чувством негодности может привести к панической атаке. Традиционная теория не предлагает объяснения такой паники, что может быть одной из причин, почему психиатрия разработала новую диагностическую категорию, паническое расстройство, вызываемое физиологическими нарушениями мозга и не доступное для психотерапии.
На семинаре по работе с паническими нарушениями рассматривался случай пациентки, которая разочаровалась в длительной психотерапии и перешла на лекарственную терапию. Ее панические атаки постепенно учащались и дошли до того, что она могла передвигаться только в сопровождении кого-либо или на такси. Примерно за год до начала атак, у нее родился первенец с отклонениями. В терапии она говорила о вызываемой этим вине. Первую паническую атаку она пережила по пути на крещение. Мать, ее родственники, дали жизнь ее первенцу. Когда она подошла к их дому, у нее случилась паническая атака. Она решила, что как матери неполноценного ребенка, ей стыдно идти и встречаться со своими родственниками на церемонии крещения, это получило дополнительное подтверждение от ее родителей, которые отнеслись пренебрежительно к своему неполноценному внуку. Стыд остался неосознанным; как это часто бывает, он проявился под именем вины.
Человек, перенесший в детстве травматические и постыдные эпизоды унижения, может быть очень чувствителен к любому типу отвержения и стыду, который оно вызывает.
Пациентка, периодически переживающая панические атаки, рассказала о недавней панической атаке, с которой она уже была в состоянии справиться: она встречалась с подругой и думала, что подруга прогуляется с ней в центр города. Подруга сказала, что у нее изменились планы и что она собирается в другое место встретиться с кем-то еще. Пациентка решила воспользоваться общественным транспортом, поскольку автобусная остановка была недалеко. Она говорит: «…Когда я вышла на улицу, я почувствовала головокружение, я искала автобусную остановку, но не могла ее найти… Не знаю каким образом я поймала такси, меня охватил ужасный страх… Мои мысли были парализованы, я была не в состоянии вести наблюдение или планировать свои действия». Однако она смогла собраться и преодолеть свою панику. Она разочаровалась в своих ожиданиях, стыдилась нереализованных надежд, была парализована, беспомощна и подверглась панике. Позже она обратила внимание, что не заметила остановку, хотя стояла рядом.
Стыд зачастую распознается только после длительной психоаналитической работы. Но если аналитик осознает стыд и его значимость, он может быть распознан довольно быстро.
Молодая женщина обратилась за психотерапевтической помощью, после того как на протяжении нескольких лет с ней случались панические атаки. Атаки, «почти каждый раз ни с чем конкретным не связанные», часто случались в машинах, иногда в кругу друзей, в ресторанах. Психоаналитик, взявший ее в терапию, понимал значимость переживания стыда в психоаналитической работе. После того как в течение некоторого времени она выслушала пациента, был поставлен вопрос: «Может быть так, что Вы чувствовали себя под угрозой стыда?» В подтверждение своего вопроса, она рассказала о сокрушительной природе переживания стыда. Клиентка не отреагировала на такое предположение, но продолжила размышлять об этом, и на следующей сессии рассказала о случаях сокрушительного переживания стыда. Самый последний произошел несколько лет назад, как раз перед тем, как начались повторяющиеся панические атаки. Она получила назначение за границу, где ей пригодились имеющиеся знания иностранных языков. Через несколько дней удовольствие от назначения без всякой видимой причины исчезло; она скатилась к беспомощности, ее мысли хаотично двигались по кругу, она оставалась в гостиничном номере в состоянии глубокого стыда и в ее голове роились мысли о самоубийстве. Она вспоминает о первом аналогичном переживании из детства. Она гордо подошла к своему отцу, чтобы показать, что знает все цифры. Но когда она захотела продемонстрировать свои знания, все померкло, ее мысли стали беспорядочными, она почувствовала, что стены падают на нее, и ее охватила паника. В средней школе у нее обнаружились достаточно сильные нарушения чтения и письма, которые она, сама того не осознавая,  исправила. Ее третья паническая атака случилась, когда она студенткой отправилась с отцом в ресторан. Рестораны были ей незнакомы, и она старалась вести себя так, чтобы не быть поводом для насмешек со стороны своего отца, он имел склонность насмехаться. С ней случилась паническая атака, «все померкло, и было ощущение, что вокруг ничего нет».

Тюрьма стыда

Для того чтобы появилась аналитическая сцена, как место взаимной рефлексии, анализируемый должен верить в то, что его понимают. В начале анализа он часто проверяет аналитика на предмет понимания. Самое сложное и наверное непреодолимое препятствие в анализе в том, что аналитическая сцена, терапевтический альянс, не может быть сформирован несмотря на усилия с обеих сторон. На основании нашего опыта, мы разделяем точку зрения Fonagy’s (1990), что стыд часто происходит от подавляющего и эмоционально неокрашенного отношения родителей. «Согласно нашему опыту, основная причина – это жестокое или бездушное отношение родителей. Вначале ребенка заставляют в целях защиты отказаться от своих идей относительно своих объектов, мыслей и чувств относительно себя, как представляющих опасность для психологической целостности. Затем родители могут настолько не чувствовать аффекты своего ребенка, что ребенок создает психическую репрезентацию объекта с недостаточной способностью к наблюдению, исследованию и пониманию психических состояний» (Fonagy, 1990). В таких случаях, построение взаимопонимания становится первой, иногда основной задачей психоанализа.
Мы сталкиваемся с сильной проблемой стыда у таких пациентов, которые были травмированы в раннем детстве. Они остаются узниками стыда, как это часто происходит с жертвами жестокого обращения, заключенными концлагерей, жертвами травли в школе или избитыми супругами. Они стыдятся своей неспособности пробудить принятие и понимание в тех от кого они зависят. В их внутреннем мире Танатос принимает безжалостную установку против либидо.
Недостаток понимания или унижение в отношении родителей к своему ребенку отражает их собственную трагедию. Не редкость, когда родитель решает свои собственные проблемы со стыдом за счет ребенка. Единственное, что является сколько-нибудь стоящим в ребенке, это то, что позволяет родителю почувствовать себя успешным отцом или матерью, или то, чем отец или мать могут гордиться. В основе тюрьмы стыда у анализируемого может лежать переживание стыда из детства родителей или постыдная семейная тайна, которую анализируемый был назначен исправить, или сам определил себя для этой цели. «Трансгенерационная передача» («the telescoping of generations»), описанная Faimberg & Corel (1989), в которой анализируемый идентифицировал себя с отношениями родителей и их родителей (дедушек и бабушек), очевиден в случае стыда.
Для анализируемого, пережившего эмоционально пустое детство или травматическое детство, разрушившее его психическую интеграцию, крайне важно осознать существование стыда и его различных проявлений. «Мне не нужно защищаться от безграничного и непоправимого несовершенства. Я не безнадежно беспомощный, неумелый, неспособный думать, подавленный и не имеющий собственного Я. Стыд это переживание, заставляющее чувствовать нечто подобное». Тогда стыд становится доступным для подробного исследования. Несмотря на то, что Танатос удерживает свои позиции с невероятным упорством, уже может начаться аналитический процесс.

Стыд, порожденный психоаналитической ситуацией

В повседневной жизни пристыживание (shaming) это широко используемое оружие для реальной или воображаемой настройки, подавления, ослабления или попытки сделать другую сторону беззащитной. Им пользуются воспитатели и люди, наделенные властью, это профессиональный инструмент некоторых адвокатов. Оно используется элитами и популистскими политическими партиями, например нацистами и коммунистами. Парализующие «стрелы стыда» («arrows of shame») широко используемое оружие в супружеских спорах. Использующий его даже не подозревает, что это может настолько повредить отношениям, что восстановить их будет очень непросто. Пристыживание – это опасное оружие, потому что оно вызывает в оппоненте желание ответить тем же, ударить в больное место, добиться превосходства, быть уничтожающим и подавляющим.
В случае психоанализа простое допущение о том, что (пациенту) требуется помощь, может быть непереносимо и унизительно. Оно отражает его слабость. Но в дополнение к этому, потребность в помощи может понадобиться там, где не было взаимности, и само наличие этой потребности стало источником стыда. Такая потребность может скрываться за закреплением терапевтического альянса, заинтересованностью или проблемами с заключением соглашения. По той же причине любая помощь со стороны аналитика может быть постыдной, например дополнительные сессии, изменение расписания исходя из потребностей пациента. Поиски того, кто исполнит невыраженное желание и кого не надо будет ни о чем просить (что мы обычно называем желанием симбиоза (symbiotic longing)), может быть попыткой избежать этот стыд. По описанию Ницше благодарность с клинической точки зрения (по его словам благодарность – это легкая форма мести) предполагает унижение и стыд в связи с получением помощи.
Пациентка пережила довольно травматическое и пренебрежительное отношение в детстве; в настоящее время ее социальное и экономическое положение было крайне затруднительно, и для продолжения анализа ей было необходимо изменить расписание и финансовые договоренности. Однако она пропускала сессии, что стало возможным при непосредственной помощи аналитика. У нее было такое же отношение к помощи со стороны друзей и договоренностях о помощи в учебе. Она могла принять только такую помощь, которая предоставлялась второпях, почти по ошибке, и не вызывала у нее переживание стыда. В ее анализе проблема стыда преобладала и была крайне интенсивной.
Психоаналитическая ситуация может содержать постоянную угрозу стыда, порой не сильно отличающуюся от каждодневных ситуаций, приводящих к стыду. Частично эта угроза исходит от природы работы требующейся в анализе, частично из недостатков, которых не может быть лишен психоаналитик (воспитатель или родитель). Анализируемому предлагается выражать и выявлять такие вещи, которые были скрыты, отделены и диссоциированы. Однако в редких случаях аналитик может понять эти проявления немедленно и таким образом как требует анализируемый. Не часто анализируемый может получить немедленный намек, взгляд, выражение или жест, из которого следует понимание или заинтересованность аналитика. Необходимость в нарциссическом Я-объекте (self-object), описанная Kohut (1971), может рассматриваться с этой точки зрения, это также справедливо для визуального контакта, необходимого некоторым пациентам. Аналитик может заставить пациента переживать стыд будучи незаинтересованным и оскорбительным из-за недостатка понимания или знаний, или в результате контрпереноса. Анализируемый может реагировать на стыд порожденный аналитической ситуацией контратаками и пристыживанием аналитика или стремлением к еще большему подчинению, либо и тем и другим одновременно.
Когда анализируемый чувствует, что его «внутренний голос» («inner voices») не принимает его ассоциации, он считает само собой разумеющимся, что и аналитик также не принимает их, и стыдится как «внутреннего голоса», так и аналитика. Реакция Танатоса обычно также направляется против аналитика и аналитической работы. Она направлена на аналитика как неопределенный гнев, болезненные чувства и критика, или просто как опасения относительно понимания или конфиденциальности. Реакция Танатоса, направленная на аналитическую работу выражается в различных сопротивлениях, которые проявляются также и в других ситуациях.
С точки зрения аналитического метода, в этом случае крайне важно, насколько это возможно отдельно от аналитической ситуации и аналитика, и, не связывая его с переносом, дотянуться, до угрожающего анализируемому стыдом внутреннего голоса. Лучший способ добиться этого – отталкиваться от чувств пациента, его стыда и связанного с ними психического материала; другая причина для таких действий, то, что аналитик не должен способствовать установлению связи в психике пациента, будто аналитик тоже думает, что пациенту должно быть стыдно за себя.
Также и аналитик всегда имеет предрасположенность к стыду. Когда он чувствует, что не успешен в своей работе, когда он не получает ожидаемой взаимности от пациента, или когда он является целью атаки и пристыживания со стороны пациента, он может подвергнуться искушению отклониться от рабочей атмосферы свободно парящего внимания (free observation), и таким образом возможно совершать технические ошибки. Его способность мыслить может быть временно или надолго парализована, он может начать теоретизировать и давать интерпретации, которых сам не понимает; или обратиться к воспитательным или другим неаналитическим мерам.

Эпилог

Почему стыду уделяется так мало внимания в теории и практике психоанализа? Почему его так трудно распознать? Первой причиной может быть то, что стыд присутствует везде и является настолько обыденным, что его существование ускользает от разума. Другой причиной может быть то, что психоанализ рассматривает психику при помощи симптомов и понятия заболевания, что создает точку зрения «Это заболевание, это симптом, это не Я». Таким образом, можно избежать и не заметить стыда, поскольку неотъемлемой составляющей стыда является чувство, что он касается всего Я целиком. Третьей причиной может быть то, что язык психоанализа в целом создал много выражений, помогающих обойти стыд. Их задачей было помочь анализируемому принять те части, которые он отделил и отдалил от себя. Разговоры о «ребенке», «детской части», «нуждающейся части», «зле» и.т.д. должны были облегчить осознание и принятие отдельных составляющих психической деятельности. Возможно, они и помогают в этом, но в тоже время, они помогают обойти стыд. Стыд, который обходится, остается бесформенным и в таком виде, мы будем сталкиваться с ним и всеми его последствиями снова и снова.

Библиография

Abraham, K. (1913). Restrictions and transformation of scoptophilia in psychoneurotics with remarks on analogous phenomena in folk psychology. In: Selected Papers on Psychoanalysis, New York: Basic Books, 1953, pp. 169-234.
Alexander, F. (1938). Remarks about the Relation of Inferiority Feelings to Guilt Feelings. Int. J. Psycho-Anal. 19:41-49
Bachtin, M. (1984). Problems of Dostoyevsky’s poetics ed. Caryl Emerson. Minneapolis: University of Minnesota Press.
Bollas, C. (1990). Origins of the therapeutic alliance. Paper read at the English Speaking Conference, London, 1990.
Broucek, F. J. (1982). Shame and its Relationship to Early Narcissistic Developments. Int. J. Psycho-Anal., 63:369-378
Doi, T. (1989). The Concept of Amae and its Psychoanalytic Implications. Int. R. Psycho-Anal. 16:349-354
Dostoyevsky, F. Poor Folk. (1956). (Translated by C. J. Hogarth). London: J. M. Dent & Sons Ltd.
Erikson, E. H. (1963). Childhood and Society. New York: W. W. Norton.
Faimberg, H. and Corel, A. (1990). Repetition and Surprise: A Clinical Approach to the Necessity of Construction and its Validation. Int. J. Psycho-Anal. 71:411-420
Fenichel, O. (1945). The Psychoanalytic Theory of Neurosis. New York: W. W. Norton, 1972.
Fonagy, P. (1990). Discussion of Christopher Bollas paper. Origins of therapeutic alliance. Paper read at the English Speaking Conference, London, 1990.
Freud, S. (1900). On the interpretation of dreams. Standard Edition 5.
Freud, S. (1905). Three essays on the theory of sexuality. Standard Edition 7.
Freud, S. (1920). Beyond the pleasure principle. Standard Edition 18.
Freud, S. (1926). Inhibitions, symptoms and anxiety. Standard Edition 20.
Jacobson, E. (1954). The Self and the Object World—Vicissitudes of their Infantile Cathexes and their Influence on Ideational and Affective Development. Psychoanal. Study Child 9:75-127
Jacobson, E. (1964). The Self and Object World. New York: Int Univ. Press.
Kinston, W. (1987). The shame of narcissism. In: The Many Faces of Shame. 214 245, ed. D. L. Nathanson, New York: Guilford Press.
Kohut, H. (1971). The Analysis of the Self. New York: Int. Univ. Press.
Kohut, H. (1972). Thoughts on Narcissism and Narcissistic Rage. Psychoanal. Study Child 27:360-400
Levin, S. (1971). The Psychoanalysis of Shame. Int. J. Psycho-Anal. 52:355-362
Lewis, H. B. (1971). Shame and Guilt in Neurosis. New York: Int. Univ. Press.
Lewis, H. B. (1987a). Shame and the narcissistic personality. In: The Many Faces of Shame, %93-132, ed. D. L. Nathanson. New York: Guilford Press.
Lewis, H. B. (1987b). The Role of Shame in Symptom Formation. Hillsdale, New Jersey: Lawrence Erlbaum Associates, Publ.
Lichtenstein, H. (1963). The Dilemma of Human Identity—Notes on Self-Transformation, Self-Objectivation, and Metamorphosis. J. Amer. Psychoanal. Assn. 11:173-223
Matthis, I. (1981). On Shame, Women and Social Conventions Scand. Psychoanal. Rev. 4:45-58
Nathanson, D. L. (1987a). The Many Faces of Shame. New York: The Guilford Press.
Nathanson, D. L. (1987b). A timetable for shame. In: The Many Faces of Shame, pp. 1-63, ed. D. L. Nathanson. New York: Guilford Press.
Paikin, H. (1981). Report from the 7th Nordic Psychoanalytic Congress Scand. Psychoanal. Rev. 4:95-99
Piers, G. & Singer, M. P. (1953). Shame and Guilt. New York: W. W. Norton.
Rechardt, E. & Ikonen, P. (1986). Die Interpretation des Todestriebs. In: H. L. Lobner, ed. Psychoanalyse Heute. Wien: Orac.
Rechardt, E. & Ikonen, P. (1989). A propos de l’interpretation de la pulsion de mort, in: La pulsion de mart. 2* edition. Paris: Presses Universitaires de France.
Reich, A. (1960). Pathologic Forms of Self-Esteem Regulation. Psychoanal. Study Child 15:215-232
Sandler, J. (1990). On Internal Object Relations. J. Amer. Psychoanal. Assn. 38:859-879
Steinberg, B. S. (1991). Psychoanalytic Concepts in International Politics: The Role of Shame and Humiliation. Int. R. Psycho-Anal. 18:65-85
Stern, D. N. (1985). The Interpersonal World of the Infant. New York: Basic Books.
Tomkins, S. (1987). Shame. In: The Many Faces of Shame. %133-161, ed. D. L. Nathanson. New York: Guilford Press.
Winnicott, D. (1982). The observation of infants in a set situation. In: Winnicott, D. W. Through Paediatrics to Psycho-Analysis. London: Hogarth Press.
Wurmser, L. (1981). Shame, the veiled companion of narcissism. In: The Many Faces of Shame, %64-92, ed. D. L. Nathanson. New York: Guilford Pres.